Алексей Беляков

АНФИСА

Карп Петрович выгуливал во дворе свою таксу Агату. Был славный летний вечер, теплый, с запахом увядающей сирени. Карп Петрович собирал бутылки. С тем чтобы потом отнести их на помойку: Карп Петрович любил чистоту.
Когда он уже неспешно шагал к помойке, одной рукой держа пакет с бутылками, а другой то и дело подтягивая за поводок упрямую Агату, во двор въехал автомобиль «лексус» с затемненными стеклами. Не успел Карп Петрович задуматься о том, что в его дворе делает такая шикарная машина, как оттуда вышли двое крепких мужчин в черных костюмах. Только под пиджаками у них отчего-то были не строгие галстуки, а косоворотки с веселеньким узором.
— Карп Петрович? — спросили мужчины Карпа Петровича.
— Карп Петрович, — ответил Карп Петрович. И тут же мужчины подхватили его под локти и прямо с пакетом и Агатой погрузили в «лексус».
— Вы куда же нас везете? — поинтересовался Карп Петрович.
— Там все узнаете, — ответили ему сухо. Веселая Агата принялась прыгать прямо по похитителям, оставляя следы грязных лапок, но те вели себя на удивление терпеливо. Карп Петрович оглядел машину. Изнутри она была отделана деревом и больше всего походила бы на баню, если бы не прохлада, что создавал кондиционер. Позади Карпа Петровича стояла кадушка с черпаком. Кадушку украшала старославянская вязь — «Сок апельсиновый свежевыж.».
Пока Карпа Петровича везут по загородному шоссе в неизвестном направлении, надо рассказать, кто он такой. Всю жизнь проработал Карп Петрович участковым. Была его работа честной и нужной: он лично расследовал пятьсот тридцать шесть краж и раскрыл из них четыреста девяносто семь, что было невероятным результатом. Быть может, он сделал бы блестящую карьеру, но его вечная неторопливость и сильная неприязнь к спиртному звездочек на погонах не прибавляли.
Выйдя в середине 90-х на пенсию в чине капитана, решил Карп Петрович вместе с женой и таксой Агатой уехать в деревню, где когда- то родился: так тяжело было видеть ему, в какой упадок приходит родной участок.
Но однажды молодой бестолковый участковый, который пришел на смену Карпу Петровичу, вдруг попросил его помочь найти канарейку, что улетела из квартиры Айвазяна, хозяина автосервиса. Карп Петрович (не без участия Агаты, конечно) безропотно помог коллеге, после чего тот стал ездить на подержанной «ауди». А к Карпу Петровичу начали обращаться с разными просьбами: разыскать кошечку-душечку, бабочку махаона, морскую свинку, сверчка, черную мамбу, пони с шелковой челкой, собаку Качалова...
И никому Карп Петрович не отказывал, а вознаграждение брал самое скромное, чем, понятное дело, супруга его была недовольна. Но на колбасу к чаю и корм для Агаты хватало, и супруга смирилась.
…Перед автомобилем «лексус» медленно раскрылись кованые чугунные ворота. На высоких столбах застыли камеры слежения, стилизованные под вещих птиц-гамаюнов. За воротами два лакея в ливреях и белых париках открыли двери автомобиля. К машине бросилась девушка в сарафане и кокошнике с крупными стразами. Девушка в пояс поклонилась Карпу Петровичу и протянула поднос, на котором дышала жаром пицца. Поверх пиццы стояла хрустальная солонка.
— Хлеб да соль! — воскликнула девушка.
Карп Петрович неспешно огляделся. Вокруг была настоящая усадьба: пруд с белыми лебедями, альпийская горка высотой метра три, на вершине которой рос аленький цветочек, вишневый сад, заставленный садовыми гномами, расписанными под хохлому. В центре этого причудливого пейзажа располагался барский дом – с колоннами, с мезонином, со стеклопакетами.
— Ишь, какое дворянское гнездо… — задумчиво произнес Карп Петрович.
И тут перед ним вырос мажордом в смокинге и сафьяновых сапогах. Судя по телосложению и переломанному носу – бывший боксер.
— Милости просим, Карп свет Петрович! — загнусил мажордом заискивающе. — Извольте принять наше искреннее извинение за доставленные хлопоты-с. Не прикажете ли расчесать собачку-с?
Пока Карп Петрович готовил ответ, мажордом уже повел его к дому, нежно держа за локоток и торжественно ступая. Где-то в вишневом саду цыгане затянули:
— О-о-ops, I did it again!
Агата тем временем носилась по берегу и брехала на лебедей.
Мажордом ввел Карпа Петровича в просторную светлую гостиную с дубовым паркетом. В одном углу гостиной висел роскошный иконостас в золотых окладах, в другом — огромный плазменный экран. Между большими полукруглыми окнами разместился портрет. На нем был изображен пухлый мужчина средних лет с пышными усами. В костюме то ли улана, то ли гусара — в этом Карп Петрович не разбирался.
Мажордом поклонился и исчез за высокими белыми дверями. Послышалась возня, и из тех же дверей высыпала дворня в армяках и лаптях. На одном армячишке Карп Петрович разглядел загадочные буквы D&G. Дворня уставилась на гостя, шушукаясь и хихикая.
И наконец в залу вошел хозяин — тот самый пухлый усач, что был изображен на парадном портрете. Но теперь он был в шелковой косоворотке модного светло-зеленого пастельного оттенка, подпоясанной пурпурным кушаком.
— Ярило Семенович Божедомский! — провозгласил мажордом, и в гостиной повисла тишина. Только доносились из сада цыганские напевы да лай Агаты. Да еще бился о пуленепробиваемое стекло мохнатый шмель.
Ярило Семенович крепко сжал Карпа Петровича в объятиях и троекратно поцеловал.
— Вы ли? — спросил Ярило Семенович и приложил руки к груди. На мизинце сверкнул перстень с бриллиантом.
— А что мне выть-то? — пожал плечами Карп Петрович.
— Вы ли это? — умилился Ярило Семенович и поправил усы.
Карп Петрович задумался ненадолго и затем уверенно ответил:
— Я.
Ярило Семенович хлопнул в ладоши и закричал:
— Эй, там! Икры несите, осетрины, рябчиков! И текилы — две чарки.
Мажордом склонился и осторожно спросил:
— Так, может, они желают японские суши-с? Есть васаби ядреная, в нос шибает, да-с!
— Не, — покачал головой Карп Петрович. — Мне ничего этого не надо. Вы лучше объясните, зачем меня сюда привезли.
— Пойдемте на мой утлый челн,— вздохнул Ярило Семенович. — Там я и поведаю свою повесть печальную.
Утлый челн оказался прекрасно оборудованной современной яхтой под названием «Стенька Разин». Яхта качалась в тихой речной гавани под присмотром охранников в кольчугах; охранники держали в руках короткоствольные автоматы. В шезлонге на яхте дремала та самая девица, что встречала Карпа Петровича пиццей с солью. Теперь она была в бикини, расписанном яркими цветами, однако кокошника не сняла.
— Ярославна, — представил девушку Ярило Семенович. — Моя лебедушка-референт.
Ярославна открыла глаза, увидела Ярилу Семеновича, встала, поклонилась и удалилась на другую палубу читать журнал мод «По одежке встречают», который издавал Ярило Семенович для двух первых своих жен – чтобы не скучали.
Мажордом принес на яхту две большие чарки текилы. Цыгане на берегу печально затянули «And my heart will go on...». От текилы Карп Петрович наотрез отказался, а Ярило Семенович выпил залпом обе, грохнул их об пол и заголосил, обнимая Карпа Петровича и щекоча его усами:
— Только ты, друг сердешный мой, можешь грусть-печаль унять. Ибо вот уж день седьмой тому, как я в депрессии. Пропал змий зеленый мой!
Карп Петрович внимательно посмотрел на осколки чарок, потом снова перевел взгляд на рыдающего барина.
— Вы о ком это? — спросил Карп Петрович.
— О рептилии ненаглядной. Об Анфисе Путятишне.
Мажордом, разглядев в печальных глазах Карпа Петровича полное непонимание, тихо произнес:
— Крокодилиха у них пропала намедни...
— Пошел вон, холоп! — топнул ногой Ярило Семенович.
Мажордом на цыпочках скрылся в кубрике.
— Так вы мне все по порядку расскажите. — Карп Петрович неуклюже уселся в шезлонг.
— Как Боян вещий, все поведаю! — воздел руки Ярило Семенович.— Ничего не утаю, как на исповеди. Все стоит пред очами имидж ее ненаглядный. Да потом я DVD тебе покажу, налюбуешься!
Три года назад Ярило Семенович, глава преуспевающего строительного холдинга «Русский дух», отдыхал с коллегами во Флориде, в лучшем отеле. Уезжая, добрейший Ярило Семенович спросил всех родственников, кому что привезти из дальних стран. Первая жена его попросила привезти нарядов pret-а-porte, вторая жена — ювелирки фирменной, ну а третья, молодая жена Эвелина растерялась:
— Привези мне чего-то такого, чтоб у других бы и не было.
— Не вопрос, ненаглядная! — ответил Ярило Семенович.
Однажды, напившись виски, Ярило Семенович прогуливался вдоль океанского берега и декламировал испуганным отдыхающим стихи Есенина:
— Дай лапу мне, мой клен опавший,
Отчего прослыл я скандалистом?
Ну и так далее.
И тут ему явился черный человек.
На ладони у негра лежал маленький, недавно вылупившийся крокодильчик. Ярило Семенович охнул:
— Вот оно то, что Эвелина просила!
Купил рептилию и отправил в багаже знакомого дипломата, которому пообещал построить дачу с двухпроцентной скидкой.
Крокодила, который оказался самкой, Ярило Семенович назвал Анфисой Путятишной.
Увидев Анфису Путятишну, Эвелина фыркнула:
— Одним, значит, фирмы навез, а мне это страшилище!
И возненавидела Эвелина Анфису Путятишну. А Ярило Семенович — напротив, все сильнее к той привязывался. Иногда, выпив ковшик виски да запив его колой шипучей, Ярило Семенович гладил Анфису Путятишну по жесткой спине и приговаривал:
— Акромя тебя и нет кругом меня человека достойного! Будь неладен этот бизнес строительный да жена с ее печалями целлюлитными!
Не вынеся крокодильей пытки, жена Эвелина сбежала под покровом ночи в элитный пентхаус, который подарил ей Ярило Семенович.
А Анфиса Путятишна жила себе припеваючи. Гуляла она, где хотела, на участке в целый гектар. То Ярославну спугнет на пляже, то на цыганский хор пасть разинет, то лебедя в пруду скушает.
А три месяца назад она вдруг исчезла. Будто с яблонь белый дым.
...К концу рассказа Ярило Семенович допивал уже пятнадцатую чарку текилы, что угодливо подносил мажордом. Ярило Семенович заливался слезами и вспоминал то грусть у Анфисы в глазах неизбывную, то конкурента, падлу поганую, что заказ перехватил зело денежный, то убитых друзей-сотоварищей, что легли под стрелами киллеров.
— Так как же пропала ваша Путятишна? — осведомился Карп Петрович.
Ярило Семенович повесил буйну голову:
— Дык ведь это самому мне неведомо, был я гостем зван на форум лондонский. Приезжаю, а тут плач стоит. Ярославна больше всех убивается. Про массаж свой забыла ежеутренний. Ведь она Анфису последняя видела, когда та ела утку пекинскую.
На этих словах Ярило Семенович снова затрясся в рыданиях и незаметно задремал. Немедленно появился мажордом с березовой веткой в руке и стал обмахивать храпящего хозяина, чтоб не докучали комары.
Карп Петрович, уставший от надрыва Ярилы Семеновича, решил, что сейчас самый удобный момент выяснить все подробности того злополучного дня.
От мажордома он узнал, что как раз в тот день в доме было отключено электричество, поскольку меняли кабель, который погрызла Анфиса Путятишна. Значит, камеры слежения, сканирующие любой уголок усадьбы, не работали. Отличный момент для похищения.
— А что за соседи у хозяина твоего? — спросил мажордома Карп Петрович.
— Богатые все господа-с. Да токмо мы их и не видим за пятиметровым бетонным забором-с. Но я вот что скажу вам: когда Ярило Семенович привезли Анфису Путятишну  — соседи сразу завидовать стали. Да-с.
— Чему же тут завидовать? — удивился Карп Петрович.
— Так извольте видеть — ни у кого нет такого диковиного зверя. И все принялись заводить крокодилов-с. Да только все они передохли-с. Ведь даже рептилия без любви и ласки чахнет.
Мажордом понизил голос до шепота:
— Но сам боюсь я ее хуже некуда. Дело так было. Анфиса Путятишна долго жили с гувернанткой в городской квартире Ярилы Семеновича, пока это имение строилось. А как построили — пригласили Ярило Семенович меня мажордомом. Он ведь своих не забывает: я одноклассник Ярилы Семеновича, кандидат исторических наук, между прочим. И вот однажды в отсутствие Ярилы Семеновича я вечером виски побаловался. Ночью встаю, чтоб воды колодезной попить с алказельцером. Слышу — шлеп, шлеп. И входит в комнату крокодил. Ну я решил, что это этот крокодил — «белочка»-с. Наутро все, знамо дело, разъяснилось. Но Анфису Путятишну я с тех пор стороной обхожу, да-с. — Мажордом вздохнул.— Яриле Семеновичу деток бы завести, а то сильно мается... Ну да то барское дело, а не наше.
Карп Петрович крепко задумался. Подозреваемых было слишком много — и жена Эвелина, которая из-за Анфисы лишилась семейного счастья, и ассистент Ярославна, которая обязана была каждый день кормить ненасытную тварь, и даже цыгане, которые рептилию просто боялись. И еще мажордом. И даже соседи, которым могло быть досадно: у Божедомского живет крокодил, а у них дохнут как мухи.
Из состояния задумчивости Карпа Петровича вывел истошный лай Агаты. Та носилась по берегу и призывала хозяина.
— Вы собачку уймите, — умоляюще взглянул на Карпа Петровича мажордом. — А то Ярило Семенович проснутся и потребуют раздолья русского с пейнтболом и дайвингом. А им это ни к чему-с.
Карп Петрович сошел на берег. Ярославна, которая уже облачилась в вечерний сарафан, поднесла ему на расписном подносе стопку «Курвуазье». Карп Семенович от коньяка отказался и спросил:
— Не осталось ли у вас от крокодилихи вещи какой-нибудь?
— Осталось! — радостно воскликнула Ярославна. — Кусочек одеяла. Само одеяло Анфиса Путятишна все сжевала, но кусочек я спасти успела.
Через несколько минут Карп Петрович уже подносил к пытливому носу Агаты кусочек клетчатого пледа фирмы Burberry's. Агата радостно виляла хвостом: начиналась работа и для нее.
Под крики дворни, что играла на лужайке в лапту и гольф, Карп Петрович и Агата начали неторопливо исследовать имение.
Уже ближе к ночи Карп Петрович подошел к мажордому:
— Передай-ка хозяину, что пусть не волнуется, скоро увидит он свою Путятишну. И не просто Путятишну, а с сюрпризом. Да-с.
И Агата весело тявкнула в подтверждение этих слов.
Спустя неделю Карп Петрович сам явился к чугунным воротам имения Божедомского. Ворота были распахнуты, и из имения доносилась лихая цыганская песня «Шизгара». Вся дворня плясала чечетку и румбу. Ярославна мастерски делала танец живота. Агата попятилась от такого безумия. Увидев Карпа Петровича, цыгане затянули:
— К нам приехал, к нам приехал Карп Петрович дорогой! Come on, let's twist again!
Растолкав дворню, к невозмутимому Карпу Петровичу бросился сам пышноусый Ярило Семенович:
— Ой ты, гой еси... — начал он и вдруг запнулся. — Короче, Петрович, дай расцелую тебя.
И Ярило Семенович подарил Карпу Петровичу долгий страстный поцелуй. После чего усадил на газонокосилку и повез к реке. Там, в корнях ивы, дремала утомленная солнцем Анфиса Путятишна, а вокруг нее резвился целый выводок маленьких крокодильчиков.
Позже, за большим столом, накрытым прямо в вишневом саду, под жужжание пчел Карп Петрович рассказал Яриле Семеновичу все, что удалось ему выяснить неделю назад с помощью смышленой Агаты и книг по зоологии.
Не все соседские крокодилы передохли. Один сумел перезимовать в бойлерной, а по весне ушел в реку и так оказался на территории Божедомского. Там он и встретил Анфису Путятишну, которая как раз доедала свиную рульку с барского стола. Они сошлись.
Вскоре Анфиса Путятишна отложила яйца в укромном уголке, что выкопала для себя в альпийской горке. Самки крокодилов, как известно, мамаши чересчур заботливые. А потому все три месяца могут не есть, охраняя яйца.
— Ну прямо как яйца Фаберже! — не удержался от реплики Ярило Семенович.
В этот счастливый момент ее и обнаружила умница Агата.
Карп Петрович, который зверушек любил любых вплоть до рептилий, решил ничего не говорить Божедомскому: тот бы немедленно захотел увидеть свою любимицу и неизвестно еще, чем бы это свидание закончилось.
Выслушав рассказ Карпа Ивановича, Ярило Семенович хлебнул из ковша шампанского и вдруг хлопнул себя по толстым ляжкам:
— А ведь и мне пора, грешному, о своих детушках задуматься. Пошлю-ка я вестника доброго к Эвелине моей, красавице писаной. А то она с горя-кручинушки совсем изведет себя липосакцией.
И такса Агата тявкнула под столом, тем самым будто подтверждая верность этого решения.
На вишневый сад начинал ложиться вечерний туман с легким оттенком аромата Chanel.