Сказать, что Исин испугался - ничего не сказать. Он мысленно уже написал завещание и представил свои похороны, представил скорбные лица одногруппников и других эсэмовцев, представил, как он будет выглядеть в гробу... Но тут же в этом протяжном вопле он слышит знакомые нотки. Из замершей ладони падает бутылка с шампунем, а вода нелепо бьёт ему по голове, постепенно наполняя чуть приоткрытый рот водой. ...нет. Сегодня не мои похороны будут.
- ЛУХААААН! - да, похоже, Лэй совершенно забыл о том, что он... ну... малость без одежды? Он схватил первое, что попалось под руку - а это был какой-то гель для душа, и запустил в гостеприимного оленя. Олень он и есть олень! Исин выпрыгнул из ванны, наспех затягивая на бёдрах полотенце, на радость ему лежавшее поблизости, и пустился к Оленю, издавая не менее устрашающий звук.
Лухан, который, кстати, чёрт пойми с чего попал в эту квартиру... Стоп. Чёрт пойми с чего? Лэй остановился в буквально шаге от живого трупа, уже протянув к нему свои влажные пальцы, норовящие сомкнуться на шее гэгэ.
Лу.. Лухан? - он поднял глаза, глупо и театрально хлопающие, на лицо блондина, стоявшего на краю жизни и гнева единорога.
- Погоди-ка. Ты что тут забыл? - остановился на секунду Исин, будто бы давая право на последнее слово приговорённому.
- Я, конечно, очень рад видеть своего гэгэ и всё такое, но сейчас мой милый гэгэ должен быть рядом со своей парой, - Лэй затянул покрепче узел на бёдрах, впрочем, полотенце уже вобрало в себя всю влагу, заметно потяжелев. С волос и всего тела нещадно бежала вода, превращая кафельный пол в площадку для соревнований по эквилибристике.
Исин подошёл к ванной, выключая воду, которая всё это время шумела, предлагая нехитрый способ заглушить крики умирающего в муках оленя. Точнее, который мог бы сейчас умирать.

Что вообще Лэй забыл на этом проекте, весь такой отдалённый от открытого флирта и фансервиса? Точнее, весь такой Лэй, предпочитающий не показывать на публике все свои симпатии. Особенно, несуществующие. Но кто спрашивает единорога? Никто. Тем более, ведь это гораздо интереснее, посмотреть на молодого педанта в такой атмосфере - где всё основано на флирте, влюблённости, наигранности, приманкам, в  общем, где всё основано на том, что обычно сий китаец не выставляет напоказ. Исин привык оставаться на уровне вежливости, так что чёрта с два вы поймёте, может, он от вас без ума, может, беспамятно влюблён, а может, мысленно уже намотал ваши кишки на люстру и сидит, покачиваясь на кресле в своей реальности. Хотя все из EXO прекрасно знают, что вывести Лэя из себя дорогого стоит.

Однако же вернёмся к двоим китайцам, которые замечательно проводят время в ванной. Исин мысленно отвергал все варианты того, что Лулу здесь не просто так. Но это молчание, повисшее в ванной, предполагало только одну фразу, которая вертелась на языке:
- Ты что, моя пара?

Не то чтобы Исин был...натуралом? Хотя это тоже. Известный в EXO факт того, что их единорог - гей, был давно уже установлен, более того, неисправим, как хотели того менеджеры. И не то чтобы Лэй был... против? Шоу закончится, но мне потом жить с гэгэ. И что? Что будет? Да и вообще... Разве гэгэ не натурал? - тут же перед глазами начали мелькать кадры с Сэхуном и Сюмином, неоднократно мелькавшие на лайвах, но... Исин тут же понял, что никогда не задавался вопросом, что это: провокация фанатом аки фансервис или же влечение, обличённое в фансервис? Твою же мать. Почему я так многого не знаю? Лэй посмотрел на оленёнка, который изучал полуобнажённого согруппника поблёскивающими глазами. Лэй давно знал, что Лу - хороший парень, правда, вечно его подкалывающий.... Но что поделать, гэгэ бывают разные. Он смотрел на Ханя, уже где-то в закоулках сознания признавая его "весьма таким ничего", но тут же одёргива яи напоминая себе, что ещё ничего не решено.
- Лу?.. - с губ невольно сорвался шепот, после чего Исин тут же покашлял, поднимая взгляд на блондина и выжидая его слова.

Отредактировано Zhang Yi Xing (2013-04-01 18:02:22)

Лухан даже боится задаваться вопросом, что младший нафантазировал за эти несколько секунд, он даже не хочет думать о том, что ему самому сейчас придётся пережить. За проступки нужно расплачиваться, верно? «Жаль, что я не могу сфотографировать его лицо сейчас, было бы чем шантажировать». Когда до ушей доносится сначала грохот чего-то определённо увесистого (Лу не успевает разглядеть), китаец понимает, что настало время привести свои ноги в действие и бежать, пока его несчастная душа находится в теле. Бэмби каким-то волшебным образом уворачивается от летящего в него геля для душа, параллельно он старается найти место, где можно спрятать свою тушку от поджидающей его мучительной смерти, но то ли он такой медлительный, то ли Исин такой быстрый. План по спасению самого себя с треском проваливается и Лухану самому становится страшно от того, что руки одногруппника тянутся к его шее. Тем не менее, страшная участь его почему-то обходит стороной, видимо, Лэй вдруг понял смысл жизни. Ну, судя по многозначительному выражению лица. Пока единорог приходит в себя, Лу делает полшага назад, находя это расстояние безопасным для себя, параллельно китаец фокусирует взгляд на пальцах Исина и грустно отмечает, что его рукам не быть такими же изящными.
Пока младший что-то бормочет, Лухан бесстыдно разглядывает его с ног до головы, не отдавая себе отчёт, что со стороны это смотрится, мягко говоря, странно. Впрочем, они тут вдвоём (по-идее должны быть), потому опасаться некого, а Син-Син занят полотенцем на бёдрах.
– А? – единственное вразумительное, что может выдавить из себя Бэмби, когда речь заходит о парах, постепенно возвращаясь в суровую действительность, с трудом отлипая от полуобнажённого тела танцора. «Интересно, он это специально так делает или мне просто кажется? В последнее время моя паранойя становится… пугающей. Но почему я никогда раньше не видел, какой он… стоп, олень. У тебя же Сэхун, вспомни», – но вместо привычно оживлённости, воспоминания о макнэ корейской подгруппы заставляют хмуриться и вообще вводят в состояние эскапизма и меланхолии.
Пока олень пытается сообразить, что к чему, благополучно прослушав всё, Лэй уходит обратно в ванную и выключает воду. Когда шум исчезает, становится непривычно тихо, особенно после воплей и прилива адреналина. «Похоже, единорожка уже пришёл в себя. Странно получилось, хотел напугать, а теперь сам в ступоре. Блин, что он там про пары говорил? Я всё прослушал, я такой молодец, надо будет погладить себя по головке за это. Неужели он… действительно ещё не знает? Ох, почему я знаю, а он нет. Я справочное бюро, чтобы вносить во всё ясность что ли?»
- Ты что, моя пара?
Лу хлопает ресницами. «О, правда не знает». Похоже, он правда стал тем ещё тормозом за последние несколько дней, потому что пока он думает над ответом, одновременно стараясь в который раз забыть о размолвке с Сэхуном, который «…сейчас непонятно чем занят и непонятно где находится, где вообще сейчас шляется этот засранец, лишь бы не рыдал где-нибудь в углу, хотя он так не станет делать, а-а-а-а-а-а, почему тебя так много в моей голове? Смотри, Лу, это Лэй, он очень хочет хоть что-нибудь понять, так что, прошу, внеси ясность. О боже, я разговариваю сам с собой! Я кретин, я становлюсь имбецилом. Так, ладно, просто дыши глубже и скажи хоть что-нибудь, просто не молчи, иначе Исин правда тебя убьёт, ты же не партизан в конце концов, открыть рот сможешь. Нет, я снова говорю сам с собой. В своей голове. Я так одинок, а-а-а-а-а, дебил, что я за дебил», – Хань многозначительно вздыхает и тянет свои ручонки к одногруппнику, воодушевлённым тоном произнося:
– Ты не поверишь, но… да! – Лухан фамильярно обнимает Исина за всё ещё влажные от воды плечи. – С чем тебя и поздравляю, ты даже представить не можешь, как тебе повезло. Только представь: ты, я, общая кровать, звёздное небо, свадьба, дети, ну и всё в этом духе. А если серьёзно, то да. Просто да. Ты же рад, Исин? Кстати, симпатично выглядишь.
Бэмби как-то безумно улыбается и хихикает, сначала прижимая к себе Лэя, а затем, заметив, что на одежде появились мокрые пятна, дёрнулся от него и оттянул ткань на груди, недовольно морщась. Кофта неприятно липнет к телу, но снять её на глазах у Исина китаец сначала почему-то не решается, несмотря на то, что делал это ранее. «Ладно, всё равно не буду так всю жизнь ходить, верно? К тому же это просто полуголый-и-очень-сексуальный Син-Син. Всего лишь, подумаешь, тоже мне, проблема».
– Мне переодеться надо, Син-Син. Кстати, кровать – моя. Не хочешь спать рядом со мной – спи на полу-или-где-ещё-ты-можешь, хотя терять та-а-акую возможность, – оленёнок кокетливо улыбается и склоняет голову набок, совсем не придавая своим словам серьёзности. И как только Лухан разворачивается на 180 градусов… свет пропадает. Кромешная тьма заполняет собой всё вокруг, совершенно ничего не видно. Совершенная темнота. Угадайте с первого раза, чего боится Лухан? Бинго! Именно по этому Исин сейчас должен был почувствовать, как Хань наощупь его находит и вцепляется в плечи своими пальцами.
– Просто скажи мне, что ты меня не убил и я ещё жив. Лэ-э-э-эй, я ненавижу темноту, что делать, что дела-а-ать, – всё это время китаец безжалостно трясёт единорога за плечи, пока ровный голос из ниоткуда не обрывает его нытьё. «Свечи? Тут есть… свечи? Они что, специально замутили это?». Вдох-выдох. Глаза постепенно привыкают к темноте, потому Хань видит очертания предметов вокруг и, естественно, самого Исина. Ситуация накаляется ещё и тем, что за окном стучит дождь. «У меня ощущение, будто я в фильм ужасов попал. Только не говорите, что сейчас из-под кровати выползут чужие и съедят меня. Ладно, хватит паниковать, мне не 3 года уже. Надо надыбать свечи, это будет так романтично».
– Син-Син, вали за свечами, – видимо, «надо надыбать» никак не было связано с «пойду возьму сам». Да и зачем вообще напрягаться, если есть Лэй? На правах старшего Лухан мог себе позволить подобное, верно? Вот и отличненько.

«Очешуеть можно. Я застрял в этой дыре… Ладно, это не дыра, но я в ней застрял. А ещё со мной Лэй и из него можно извлечь много пользы. Но что нам делать вместе, пока света нет? Ещё и выйти отсюда не можем, замечательно. Хотя, чувствую, если бы кто-то из нас постарался покинуть здание, то, оказавшись на улице, понял бы, что он калека. Ни черта не видно же», – Лухан пытается то ли успокоить себя, то ли отвлечь, но, пока он занят своими мыслишками, у него отлично это выходит. Страх перед кромешной тьмой постепенно отступает и больше не впивается цепкими пальцами в горло, но отпустить плечи Исина он не решается, наивно полагая, что это хоть как-то его защитит от вездесущих монстров.
- Не хочешь отпустить меня?
– Нет, но спасибо за предложение, это очень мило с твоей стороны, – Лу цокает языком, понимая, как глупо выглядит со стороны. Сколько ему лет, что он так жмётся к одногруппнику, боясь, что иначе из-под кровати выползет страшное нечто и сожрёт его прямо здесь, а так он пожертвует Сином, а сам успеет убежать. Гениальный план. «Ладно, я просто не хочу отпускать, надо смириться».
Хань пожимает плечами на вопрос о шкафах, хотя этого не видно в темноте. И на самом деле он знает, где их спасение, но не в состоянии даже примерно определить направления, даже если и видит смутные очертания предметов. Подсознание мерзко хихикает над его «смелостью», за что и получает невидимую затрещину. Мягко говоря, складывающаяся ситуация начинает смущать китайца. Он только сейчас начал соображать, что они реально будут спать вместе, находиться вместе, делать всё вместе, как самая настоящая парочка (хотя с Сэхуном это как-то не сложилось, расстояние – это жестокая штука, которая отнимает все возможности). Не то чтобы его это беспокоило очень сильно, но неловко стало. Их ведь не просто так вместе поставили. Для чего? А чёрт его.
Лухан не понимает, каким образом оказался на постели, придавленный Исином. Китаец шумно выдыхает, чувствуя сквозь промокшую ткань тепло чужого тела. «Так, это случайность, просто случайность, мне просто на секунду показалось, что Лэй вдруг внезапно решил прилечь со мной в постельку не из-за глупой случайности, мне всё просто показалось. У меня такая бурная фантазия, ха-ха, моя паранойя с каждой секундой принимает всё более тяжёлые формы. Это всего лишь полуголый парень, который вжал тебя в кровать, просто потому что… упал, да, упал». Оленёнок продолжает нервничать даже тогда, когда тяжесть исчезла. Он и не против Исина, не впервые приходится ловить себя на мысли, что одногруппник безумно привлекательный, но именно тогда, когда они оказались в непосредственной близости, стало не по себе.
Шелест где-то в стороне отвлекает китайца от размышлений, заставляя опереться на локти и поднять резко потяжелевшую голову, чтобы разглядеть, что случилось. Через пару секунд, до него доходит, что единорог успешно (относительно) добрался до шкафа, но прежде чем Лу успел предупредить, что там его ждёт маленький сюрприз, потому что он еле закрыл многострадальный шкаф в прошлый раз, все вещи уже вывалились. «Ну вот, придётся снова всё впихивать, а я полжизни убил, чтобы аккуратно сложить всё и разложить по полочкам. Лучше бы я сам пошёл за идиотскими свечками, меньше проблем было бы. Хотя, какая мне разница. Исин же всё вывалил, а не я, вот и заставлю его запихивать всё обратно. Точнее, складывать и аккуратно раскладывать. По цветам. Я такой жестокий иногда».
- Ну зачем тебе столько шмоток, гэгэээ?
– Ну зачем ты меня в кроватку уложил? – передразнивает единорожку Лухан. – Я тебе та-а-а-ак сильно нравлюсь, что ты просто не смог устоять?
Китаец даже наполовину не осознаёт, что только что ляпнул. Узнал бы об этом Сэ, Бэмби сейчас четвертованным лежал бы в мусорном пакете на дне океана, но, к счастью, ни одна живая душа никогда не узнает о том, что здесь имело место быть. Иначе кое-кто останется без языка. И это будет точно не Лухан.
Радостный вопль заставляет Ханя улыбнуться: сейчас появится свет. Хоть какой-то. Это уже хорошо, верно? Ему всегда нравились свечи, потому что слегка подрагивающий огонёк волшебным образом успокаивает, приковывая к себе взгляд. На огонь можно смотреть вечно, да? «Лишь бы единорог не замутил нам пожар».
- А зажигалка у тебя есть?
– Ага, 10 штук по карманам распиханы, только и ждут, когда я ими воспользуюсь, – оленёнок фыркает и, не выдерживая того, как неприятно липнет кофта к телу, садится на кровати и стягивает её, отбрасывая шмотку в сторону. «Всё равно сейчас темно», – из головы вылетает то, что свечи должны будут подарить комнате хоть какой-то намёк на свет и его можно будет разглядеть. Впрочем, он забывает обо всём на свете, когда замечает, что Исин тянется к нему. «Ч-что он задумал?». Он не знает что делать, у него полнейший ступор. Он может либо оттолкнуть, либо ничего не делать, либо… Не успев ничего додумать, Хань выбирает третий вариант и сам тянется к одногруппнику, надеясь, что сейчас не промажет и не чмокнет его в нос. Когда их губы соприкасаются, Лу накрывает волна из миллионов эмоций: страх, интерес, желание продолжить, странное ощущение лёгкости и радости – всё это подкрепляется участившимся сердцебиением. Губы у Исина мягкие, тёплые, совсем не такие, как у Сэхуна. Лухану нравится чувствовать их на себе, потому, несмотря на укоры совести, он ощутимее прижимается к ним, обеими руками притягивая Лэя к себе за плечи. «Что я творю, меня так до конца жизни вина будет мучить. Но почему Исин? Я никогда, то есть, я смотрел на него, он правда такой… волшебный, но я не думал о нём… в этом плане. Я не хочу отталкивать. Почему? У меня же Сэ… Ай, плевать на всё». С каждой секундой думать становится тяжелее, потому Лухан просто выкидывает всё из светловолосой головы, отдаваясь в поцелуй.

Растворяться в ком-то – это безумно приятно. Лухан не хочет прекращения этого момента, останавливаться даже на секунду кажется каким-то кошмаром, хотя нехватка воздуха даёт о себе знать. Внутри что-то болезненно сжимается, тонкие прутья словно обвиваются вокруг сердца, неприятно впиваясь в него, но это кажется такой мелочью в сравнении с тем, что дарят Лухану прикосновения одногруппника. Оленёнок будто выпил коктейль из эмоций, которые теперь наполняют каждую клетку его тела, а кожа Лэя под пальцами только усиливает ощущения, близкие к экстазу. Лу не может даже примерно вспомнить, когда он испытывал хоть что-то подобное и испытывал ли вообще. Не то что бы Исин настолько потрясающий, нет, он просто другой, дарящий что-то совершенно новое.
Короткая вспышка боли и всё как-то быстро заканчивается. Тепло куда-то исчезает и Лу пытается вглядеться в темноту затуманенными глазами. Он выглядит так растерянно, словно ребёнок, у которого вдруг отобрали любимую игрушку. Китаец совсем не замечает, как судорожно ловит губами воздух, глубоко вдыхая, от чего немного кружится голова. Потихоньку путаница в мыслях упорядочивается и всё раскладывается по местам, но осознание приходит медленно, постепенно, чтобы лишний раз не травмировать психику Лу. «Ты только что слегка так изменил Сэхуну, ты знаешь, кто ты, да?». Кажется, ещё чуть-чуть и у Бэмби будет нервный тик, но нет, он всё ещё пытается прийти в себя. Исин чертыхается и Хань в темноте слышит шелест полотенца, догадываясь, что оно свалилось с бёдер танцора. Фантазия срабатывает за доли секунд, заставляя Лухана нервно сглотнуть и помотать головой, чтобы развеять собственные мыслишки, а заодно помутнение рассудка и туман в глазах. Приступ паники начинается тогда, когда олень понимает, что молчание не будет длиться вечно, что ему понадобиться сказать хоть что-нибудь, но он не хочет, чтобы этот момент наступил. «Ну и что ты ему скажешь, умник? Ой, прости, я случайно? У меня есть Сэхун и я люблю его? Он вообще знает о нас? Мы же не особо афишировали наши отношения. Боже, почему именно сейчас наша связь для меня как камень на шее? Что теперь делать? Что ему сказать? Я не хочу, чтобы это стёрлось со временем, хочу почувствовать ещё раз», – и Лу начинает думать, что он наркоман, подсевший с самой первой дозы. Доза Исина. А красиво ведь звучит.
Пока Лэй возится со свечой, Лухан кусает свои губы, отрывает тонкую кожицу, оставляя покалывающие ранки. Ему кажется, что он до сих пор ощущает вкус чужих губ. Появившийся свет отвлекает от обволакивающих сознание мыслей. Лухан не сразу замечает мелькающие на потолке тени, откровенно залипая на Исине. На Исине завёрнутом-в-это-чёртово-полотенце-которое-хочется-сорвать-прямо-сейчас. Почему всё так сложно? По мере приближения младшего, Лу всё больше теряется, не зная, как отреагировать. Отшутиться – не вариант, он не хочет выставить то, что произошло, как ошибку и тем более не хочет задеть чувства одногруппника, хотя он понятия не имеет, что тот почувствовал и почувствовал ли вообще. Слишком внезапно началось, слишком быстро закончилось, по крайней мере, для Лухана. Всё внутри до сих трепещет и отчаянно требует продолжения банкета, но китаец умело сдерживает свои порывы и почти не двигается, не считая того, что теперь он сидит на краю кровати и неотрывно смотрит на почти обнажённого Лэя, мысленно улыбаясь забавно уложившимся волосам младшего. Мягкий голос заставляет вздрогнуть и тяжело выдохнуть: дальше тянуть резину нельзя.
– Син-Син, я не считаю это ошибкой и тем более игрой, но, – Лу запинается и опускает взгляд куда-то вниз, – но это так странно. Я ничего подобного не чувствовал раньше.
О Сэхуне оленёнок умалчивает, а если точнее, то напрочь забывает о его существовании, пока говорит. После, вспомнив, Лу приходит к выводу, что он как ребёнок: хочет новое, но не может отказаться от старого, а решить эту дилемму за пару секунд нет никакой возможности. Всегда приходится жертвовать, но отказаться от Исина, который рядом прямо сейчас, в эту секунду – самоубийство.
- Ты всё равно мой гэгэ
«Что?», – глаза китайца округляются: он не может понять, к чему это он, да и звучит… двояко. «Или это что-то вроде ''ты мой гэгэ не смотря ни на что''? Если ты хотел меня запутать, то бинго! Отлично вышло. Я теперь точно ничего не понимаю». Но понимать ничего уже не надо, ведь крыша прощается с хозяином, как только Исин садится рядом и скользит пальцами по подбородку, а затем дарит почти что невесомое прикосновение к губам. Рука как-то сама ложится на талию танцора, и в который раз Лу восхищается тем, насколько у одногруппника мягкая на ощупь кожа, какой кайф просто ощущать её под пальцами. Хань снова тянется к лицу Лэя, думая, что если он не сделает этого ещё раз, то будет жалеть всю жизнь. Китаец осторожничает, когда целует верхнюю губу Исина, потому что боится спугнуть его, а ещё больше – наткнуться на сопротивление. Впрочем, не очень-то и похоже, что он собирается отпираться, потому Лухан смело проводит языком по нижней губе, а затем обхватывает её своими, почти неощутимо посасывая и выпуская после, замирая в нескольких миллиметрах от единорога. Сердце ударяется о рёбра и Хань искренне верит, что скоро оно их сломает и выберется наружу; в глазах снова мутнеет, он видит перед собой только Лэя и подёргивающийся огонёк свечи. До безумия хочется прижать танцора к себе так, чтобы тела соприкасались. Отголоски здравого смысла что-то отчаянно вопят, но их голоса невозможно различить, потому что Хань утягивает Исина в очередной поцелуй, на этот раз более жадный. С талии он сползает на бедро, но пока что даже не думает развязывать мешающееся полотенце. «Безумец, сумасшедший. Вот кто ты». Какой сейчас к чертям Сэхун? Это кто вообще?