спустя 3 месяца.

Жизнь должна бы быть прекрасна, но почему она такое дерьмо? Ё Соб делает сольную карьеру в Японии, и это, наверное, круто, и тут не обошлось без стараний самого Чун Хёна, но почему ему все равно от этого так дерьмово? Почему он не может просто порадоваться за друга и мембера своей группы? Наверное, потому что Ян сейчас пригодился бы ему больше как друг, но тому было совершенно некогда. Ёну и самому было вечно некогда из-за нового проекта. Ему предстоит сниматься в новой драме на Mnet, и это будет первый актерский опыт, который наверняка заставит его карьеру взлететь еще выше, но настроение Джокера по-прежнему в плинтусе. Оно оттуда вообще-то и не поднималось с того самого момента, когда парень узнал отличные новости. Тэ Мин собирается его бросить.
Чун Хён даже уже толком не помнил, кто из стаффа ему об этом сказал, но после этого все окружающие обстоятельства будто только подтверждали собственные подозрения. То менеджеры обсуждают что-то о том, чтобы расформировать их пару, или ему только кажется, и они совсем не об этом? Но и сам Тэ Мин ведет себя как-то безразлично, или Ёну, опять же, это только кажется, но его паранойя прогрессирует. Ему кажется, что Ли специально его избегает, чтобы оттянуть разговор о том, что все пора прекратить, потому что он, наверное, разлюбил или еще кого нашел, кто знает, какое дерьмо могло случиться. В голову царя не приходит, что младший просто занят промоушеном собственных камбэков, что тот тоже устает и не всегда есть желание после тяжелого рабочего дня накидываться на свою пару с воплями радости. Но Чун Хён не думает об этом, зато то и дело замечает усиленный фансервис Джон Хёна и Тэ Мина, от которого репера начинает буквально трясти. Мозг подкидывает «прекрасные» воспоминания из прошлого на эту тему, и у Джокера все чаще возникает желание что-нибудь разъебать. Он уже сам начинает усиленно избегать своего любовника, чтобы только однажды не услышать, что все кончено. Ёну банально страшно, и он трусливо бежит от всего этого дерьма, потому что не знает, что еще делать. Он бы мог вызывать Тэ Мина на разговор, но слишком боится того, что тот только подтвердит худшие догадки.
Поэтому Чун Хён изо дня в день задерживается на всевозможных съемках и записях, да где угодно, чтобы только вернуться домой заполночь и не всегда в трезвом состоянии. Спешит упасть в кровать и отключиться, чтобы только ничего не слышать, что может сказать Тэ Мин. Благо, Джокеру есть, куда девать свое время – те же съемки дорамы, та же Ха Ён Су, с которой они в главных ролях. Маленькая Ха Ён Су улыбается ему так, будто готова на все. Она красивая, и даже вроде не идиотка, и теперь Чун Хён постоянно таскается с ней, даже засветился на премьере голливудского фильма. Джокер и сам не знает, зачем это делает, будто просто держит ее про запас или хочет вызвать у Ли ревность, чтобы тот швырялся гребанными тарелками, стульями, плазмами, да даже избил его. Но паранойя Джокера говорит ему о том, что тому уже плевать, и репер сжимает маленькую женскую ладошку, чуть дольше, чем следует, хотя его мысли сейчас далеко, где-то в районе Тэ Мина, которого нет рядом. Ён и сегодня весь день проводит время с Ён Су, и даже после съемок еще долго сидит с ней, репетируя какие-то сцены, а потом они идут в какое-то кафе, и он отстранено слушает ее треп. Кивает, улыбается, провожает до дома и сворачивает в сторону дороги, чтобы поймать такси. Джокер уже совсем не помнит, о чем они говорили весь вечер, потому что его мозги трахались все с той же темой.
Когда репер падает на заднее сиденье такси, водитель чуть улыбается, прежде, чем дать по газам. От Ёна явственно тащит алкоголем и женскими духами. Ён Су так любит жаться к нему, что он, кажется, весь провонял ее парфюмом. Но кому какое дело? Царь бросает таксисту пару купюр и выходит из машины, с какой-то обреченностью направляясь в к шикарной высотке, затем поднимаясь в лифте и с явной неохотой останавливаясь около двери в квартиру. Он каждый день теперь подходит к ней с мыслью, что вот сегодня все случится, сегодня они расстанутся, поссорятся окончательно и ничего уже больше не вернут. Долбанные мысли-муравьи заставляют мяться у порога еще битых минут десять, но Джокер все же входит внутрь, прямым ходом собираясь добраться до спальни, но невольно замирает напротив кухни, потому что там горит свет. В последнее время Тэ Мин уже не дожидался его и ложился спать, либо сидел в гостиной и пялился в телик или ноутбук, поэтому сегодня было как-то не по сценарию. Чун Хён всмотрелся, и заметил худую фигуру, наполовину распластавшуюся на столе. Внутри как-то неприятно защемило беспокойством, и Джокер быстрым шагом направился на кухню, замечая там, мягко выражаясь шокирующую картину. На столе помимо бессознательной тушки его любовника стояла практически пустая бутылка какого-то крепкого алкоголя, и Ён слегка опешил. Его Тэ Мин, который всегда проклинал самого репера за алкоголизм, который выдергивал у него бутылки, который был чуть ли не борец за ЗОЖ, сейчас в совершенно бухом состоянии спал на столе, и просто… ЛОЛШТО?
- Тэ, - Чун Хён принялся расталкивать любовника, о тот как-то слабо реагировал, и через пару минут бесплодных попыток начал только что-то невнятно бормотать заплетающимся языком. Тогда Джокер, не долго думая, подхватил того со стола и стула, легко поднимая на руки и и направляясь к ванной комнате. Там он резко нажал на краны, из которых чуть теплая вода полилась в джакузи. Опустив туда Ли, Ён залез следом, плевав на свои чертовы шмотки, затем подхватил его за грудки, провел влажной рукой по лицу, затем отвесив пощечину.
- Тэ Мин! Какого черта ты, блять, нажрался, мудак?! 

Уйди. Это как раз то, чего и боялся услышать Чун Хён все это время, чего с таким упорством избегал всеми способами. Но вот никому от этого легче не становилось, поэтому пора было заканчивать тянуть кота за яйца и, наконец, все решить. Конец, значит, конец. Хотя, признаться, Ён все еще не был к этому готов, потому что понятия не имел, что тогда делать дальше. Он сто раз прокручивал в своей голове всевозможные варианты, и все они почему-то сводились к тому, что он банально сопьется, зачахнет, словом, загнется. Что он будет делать в другой пустой квартире? К кому он будет теперь возвращаться? Ради кого вообще что-то делать? Достаточное количество своих юных лет Джокер жил ради себя, пропагандируя гедонизм в чистом виде. Он другой жизни-то и не знал, только стремление к удовольствиям разного рода. Деньги, секс, алкоголь, слава – это охуенно, казалось, с этим можно быть счастливым до конца жизни.
Но потом появился Тэ Мин. И он был настоящей занозой в заднице во всех смыслах. С ним всегда было что-то не так. Это тощее существо умудрялось портить кровь царю с завидным постоянством. Он частенько был чем-то недоволен, постоянно истерил, портил имущество, портил царскую морду периодическими побоями, ревновал к каждому столбу, сам вызывал ревность просто тем, что дышал с кем-то одним воздухом. Он был красивым и популярным, его хотели многие, и Чун Хён за все время их отношений не переставал беситься по этому поводу из-за собственной ревности. На их скандалы смотрели со стороны и не могли понять, как эти двое еще могут быть вместе. Ён думал обо всех этих чертовых фактах-аспектах и не мог понять, почему он теперь без этого всего жить уже не может. Но ведь теперь как-то придется. Эта реальность приближалась с какой-то страшной скоростью, и Докер был бы и сам не прочь утопиться в этом джакузи сейчас, вместо того, чтобы выяснять все окончательно. В этот раз они не орали друг на друга, не лезли с кулаками, не разбивали вещи, попадающиеся под руку, и это только свидетельствовало о том, что сие и есть конец.
Чун Хёна уже практически трясло, может быть, от прохладной воды, может быть, оттого, что его морально колотило от всей сложившейся ситуации. В любом случае, Ён порешил оттянуть момент своей казни еще на несколько минут, кое-как вылезая из джакузи и аккуратно обходя чужую блевоту. У него это не вызывало особого отвращения. Они столько всего вместе уже успели пережить, что чья-то рвота – это так, мелочи жизни. Даже не обращая на сие внимания, Джокер подхватил почти бывшего любовника на руки в очередной раз, чувствуя, как его тоже слегка трясет – от холода, похмелья или, черт знает, от чего еще, после чего понес в спальню. Он, конечно, оправдывал себя благой целью, что собирался всего лишь переодеть того в сухую одежду, но самому себе все же признался, что до жути просто соскучился по прикосновениям к этому телу. Царь плевать хотел на чужие сопротивления и протестующие возгласы, когда стаскивал с Тэ мокрую одежду, нагло пользуясь тем, что тот немного не в состоянии, чтобы оказать серьезное противодействие. Как-то мимолетно касался ладонями его обнаженной кожи, пока стаскивал сырую майку и натягивал сухую, также мимолетно скользил по стройным бедрам, меняя промокшие джинсы на сухие спортивки. В этот момент Чун Хёна терзало жуткое желание спустить все на тормозах и просто решить все трахом, но мозг услужливо напомнил, что его ведь больше не хотят. От этой мысли даже какая-то неприятная дрожь прошла по телу, отдающая бешенством на самого себя. Никогда и никто еще не мог заставить царя засомневаться в себе и в своей самооценке, только эта тощая тварь, на которой почему-то свет клином сошелся. И теперь было совершенно непонятно, как и чем этот блядский клин выбивать. Джокер только выдохнул, отстраняясь и оставляя Ли одного на их постели, после чего вышел на кухню за алказельцером. Ён и сам не был уверен, какого черта это делает, просто почему-то решил, что так надо, ощутил шизофреническую потребность, и теперь стоял около стола, с отстраненным взглядом наблюдая, как шипучая таблетка растворяется в воде. В этот момент Чун Хён немножко сам собой осознавал, что именно с Тэ узнал, что значит – заботиться о ком-то, хоть царская забота и выглядела частенько очень коряво, но как есть.
Когда таблетка полностью растворилась, репер перевел взгляд на упавший на столе стакан из-под алкоголя. Опять же сам с собою он решил, что не готов ничего выяснять, находясь в полном адеквате. Он так-то вообще не готов, но казалось, что значительная доза алкоголя как-то облегчит процесс, так что Ён очень быстро налил и опустошил стакан, почти не поморщившись. Не впервой нажираться. Подумав еще секунду, или, точнее, не подумав совсем, Чун Хён опрокинул следом и второй, затем возвращаясь обратно в спальню с алкозельцером, который практически впихнул в ладонь Тэ. Параллельно он ощущал, что как-то ему стало совсем не хорошо от такой внезапной дозы, выпитой за раз, да еще и на «старые дрожжи», но постарался не обращать на это внимания. У него тут предполагается драма посерьезней абстинентного синдрома или белой горячки.
Присев рядом на кровать, репер все же заговорил, сделав при этом глубокий вдох, будто готовился спрыгнуть с парашютом, причем в какую-нибудь яму с крокодилами.
- Сказать, что хотел, окей. Действительно, глупо притворяться, что ничего не происходит, - пара секунд напряженного молчания, - почему ты решил со мной расстаться? Это из-за Джон Хёна? Из-за кого-то еще? Из-за меня?.. Просто скажи, почему, и я уйду.
Выдал и заткнулся, вдруг обо всем сразу пожалев. Ему стало как-то стремно узнавать сейчас ответ на этот вопрос. Боялся, что это окажется слишком больно.

Всё то время, что Чун Хён терпеливо ждал какого-то ответа от Тэ Мина, ему было грустно и хуево, настолько, что хотелось тихо с самим собою сдохнуть. А желательно поскорее уйти отсюда и сдохнуть в изоляции от всяких мудаков, которые сначала влюбили в себя, а потом решили завязать со всем этим дерьмом, разлюбив. По крайней мере, Джокер все это именно так и видел в своих то ли пьяных, то ли не очень мозгах. Но стоило Ли начать орать, как всю грусть-тоску как рукой сняло. Наконец-то, это было не равнодушие. Конечно, Тэ нес какой-то гребанный бред, но это вызывало в царе логичное бешенство в ответ, а от бешенства было куда легче, чем от ебаной тоски, которая жрала изнутри. По крайней мере, злость можно было как-то выразить, разораться в ответ, что-нибудь сломать, что-нибудь разбить. НАПРИМЕР РОЖУ ГРЕБАННОМУ ТЭ МИНУ. А эта сука выбесила и решила слиться вот так вот, почти по-английски, и Ён этого ни черта не одобрил, потому что теперь вот он намеревался продолжить этот разговор. Потому что теперь уже и он выбесился. Теперь уже и он был бы не прочь швырнуть стакан в стену или в своего любовника, который в последнее время привнес в его жизнь не мало боли, страданий и роз.
- А НУ, БЛЯТЬ, СТОЯТЬ! – завопил Чун Хён, поднялся со своего места и быстро последовал за Ли, не давая ему выйти из комнаты, потому что резко дернул на себя, вцепляясь в ворот майки и хорошенько встряхивая. И ему теперь было решительно насрать на похмелье Тэ Мина, и даже на то, что он может решить поблевать прямо на царскую персону. Вперед, это далеко не самое страшное, что может случиться. Ён вот, например, на нервах может и прибить свою гребанную Дездемону, ведь один раз чуть это уже не сделал, так что за себя совсем не ручался. От их любви у обоих зачастую болело не только сердце, но еще и отбитые почки.
- Я избегаю, да?! Я, значит, шараеблюсь с телками, да?! А ТЫ СВОЕЙ МУДАЦКОЙ ГОЛОВОЙ НИ РАЗУ НЕ ПРОБОВАЛ ЗАДУМАТЬСЯ, ПОЧЕМУ?! – тяжело дыша, Джокер впечатал Тэ в дверь и продолжил орать, потому что его буквально колотило сейчас. – Весь гребанный стафф говорит о том, что ты собрался меня бросить, потому что я тебе надоел, ты то и дело мутишь фансервис с Джон Хёном так, будто вы каждый день страстно трахаетесь! А почему нет?! НЕ ВПЕРВОЙ ЖЕ, ПРАВДА?! А я тебя достал, меня ты больше не хочешь, ты же всегда такой уставший! Ну и отлично, блять! Только мог бы и прямо об этом сказать! НЕНАВИЖУ, БЛЯТЬ, ТЕБЯ! – под конец выкрикнул Чун Хён, резко отпустил ворот чужой майки и отшатнулся назад. Он, кажется, даже немного охрип оттого, как орал, и еще сердце бешено колотилось, будто он спринт пробежал только что. Но только вот Ёну ничуть не полегчало оттого, что он выорался, потому что ему стало больно от собственных слов. Точнее от осознания, что все это и есть ебучая реальность. Пока не произносишь это вслух, все кажется не таким печальным и убогим, а теперь эта реальность больно шарахнула по затылку. А еще Джокер очень отчетливо вспомнил свои ощущения, когда Тэ ему когда-то давно изменил, и это, блять, было больно. И если сейчас история повторялась, то репер реально предпочитал сдохнуть. Желательно сразу, не предаваясь периоду бесконечного запоя, потому что от алкоголя только еще хуже становилось.
- Давай, вали к нему. Или к кому там, кто лучше меня. Хотя знаешь, нет, это я уйду, потому что я эту квартиру тебе подарил. Можешь здесь жить, с кем хочешь, - Ён уже не орал, потому что как-то выдохся, да и вообще его так сейчас все начало угнетать, что орать снова перехотелось. Хотелось снова нажраться. Но у него контракт, у него съемки в дораме, у него куча чертовых дел, которые он не может послать на хуй, даже не смотря на то, что сам туда отправлен.
Довольно грубо оттолкнув Тэ Мина от двери, Чун Хён направился обратно на кухню, раздумывая, может ли он себе позволить хотя бы день жуткого пьянства, ведь у него горе, без шуток. В итоге, решил, что может, потому что и так уже был почти вдрабан, ибо от опрокинутого ранее стакана на старые дрожжи начало нехило развозить. Впрочем, репер не постеснялся и влил в себя еще два, тоже почти залпом, отчего голову его закрутило так, что мама не горюй. Мир при этом явно пошатнулся и чуть не треснул. А еще начали появляться всякие гениальные мысли и идеи, которыми царь решил поделиться с Тэ, пока еще не ушел. А, кстати, идти ему было некуда. Разве что в общаге своей показаться в таком состоянии и в очередной раз получить пиздюля от менеджера.
Пошатываясь, Джокер снова завалился в спальню, опираясь плечом о косяк, потому что стоять вообще было очень затруднительно и держать при этом равновесие тем паче, ведь в одной руке болталась почти полная бутылка, и она убивала весь баланс.
- Ты пожалеешь, - заплетающимся языком пробормотал Ён, смотря на Тэ Мина, - потому что ни один мудак не будет любить тебя так, как я.
Завершив свою речь, Джокер медленно скатился по косяку на пол, опираясь на него теперь спиной и пялясь перед собой, пытаясь вернуть взгляду фокус.