Доктор, я комплексую из-за маленького поста. ТТ Доктор, это нормально? ХД

Сейчас он будто тащит свежий труп в ванную, чтобы любовно его там разрезать на десятки дорогих сердцу частей, одновременно оплакивая столь прекрасное тело и восхваляя новую ступень красоты, понятную только ему. Правда, иногда ему хочется так и поступить с Наримией, ведь так можно убить двух зайцев разом — избавиться  от поздних приходов и, в какой-то степени, закрепить права собственности над ним. Согласился бы с этим сам Наримия?..
— Ну и кто кому будет тереть спину? — Нет, конечно же, не согласился. Такой мужчина никогда не позволит быть скрытым от всех, лежа в чемодане в багажнике. Но это хотя бы могло ему польстить. Он уже оправился от своего падения по вине Миуры и делает свой ход, приступив к отработке своего "наказания". Это так по-японски — умудряться сохранять дистанцию независимо от того, что вообще происходит, нет, еще лучше, создавать эту дистанцию вопросительными взглядами, незаданными вопросами. Это все раздражение Миуры - ему объявили "шах".
— Вода скоро переливаться будет, — немного нетерпеливо замечает Миура, не кидая даже самого короткого взгляда в сторону, посмотреть, насколько он близок к правде. Вода начинает подбираться к пальцам, и он вытиирает их о свои потрепанные свободные штаны, глядя на семпая почти остекленелым взглядом, словно его оглушили. Холод кафеля не чувствуется — черт с ним. Он так и не выразил внятно свое согласие — черт с ним. Чуть приподнявшись, одной рукой он цепляется за стенку ванной, чтобы избежать травм — нет, не при таких обстоятельствах, другой же помогает стаскивать с себя штаны.
— Ох, семпай, прости, но я не привык принимать ванну во всем парадном, — мурлыча, нашептывает Миура несуразицу, — ты же простишь мне такое несоответствие в дресс-коде? —  наверное, реплики не к месту. Миура тянется к губам Нари, проводя по ним кончиком языка, распробывая, желая понять, изменился ли их вкус за несколько секунд, и неожиданно для самого себя — неожиданно, если бы он задумался над этим — целует слишком требовательно, агрессивно, проталкивая язык все глубже, притягивает к себе. «"Можно?" Вот идиотизм.» — это слишком сильно похоже на раздражение. Похоже, Наримия сам не осознает, что у него больше власти над Миурой, чем тот сам бы хотел, так ли? В конце концов, он не уклоняется от поставленного "шаха", идя в обход всех правил. К черту и их тоже, они не работают.

Вопросы, вопросы, Всегда так много вопросов, и на них всегда нечего ответить, потому что все и так ясно. "Надеюсь, что я загладил свою вину?" — он спросил что-то в этом духе, обжигая шепотом, самим своим присутствием. Дыхание любовника на его шее, шум включенного крана и слишком мокро вокруг, чтобы оставаться так дальше. Поэтому пришлось перекрывать кран, срочно снимать с себя промокшую до нитки одежду и, замотавшись в полотенца, сначала выпнуть себя и Наримию прочь, чтобы переодеться, а потом убирать погром, учиненный в ванной.
Наверное, еще тогда стоило задуматься о том, что за зрелище они устроили на потеху всей стране — интересно, в ванной камеры есть? Он никогда над этим не задумывался, а сегодня днем он и вовсе был куда более поглощен обществом Наримии. И чем дальше, тем меньше он настроен замечать что-то другое. Наверное, скажи он это семпаю, тот бы ухмыльнулся, поэтому он и не скажет. Ему с самого начала казалось, что они по-разному смотрят на их... отношения. Задумываясь об этом, Миура чувствовал, как в глотке комом застревает ярость и, наверное, обида. Хорошо лишь то, что эти мысли прятались почти всякий раз, когда Миура переставал оставаться один. То, что он такой собственник — только его проблема.
Потом, наконец, был плотный завтрак, приготовленный, как и всегда, Наримией. К этому уже ставшему почти обязательным пункту Миура тоже быстро привык, и теперь вряд ли бы вернулся к своему наплевательскому отношению к тому, что у него в желудке. Кофе, булка с изюмом — он сидел, поджав ноги на стуле, улавливая каждое движение Наримии, пока тот готовил. Затем — сидел все так же, поджав ноги, но уже избегая зрительного контакта с ним, когда дело дошло до мытья посуды.
— Ну и с кем же ты загулял этой ночью? — весело спросил Миура, вытирая полотенцем вилки. Он не так уж и хотел этого знать, но все равно спросил бы, потому что это шоу, и это уместно. Игриво-любопытный тон — словно они секс-друзья, и это правда увлекательный разговор. А потом мог бы еще и попросить телефон, и тут уж, по жанру, следовало бы сильнее огорчиться, если бы номера не оказалось, чем если бы он все же был записан.

И целый вечер проходит в мелочах. Ничего особенного, почти семейная жизнь, от которой невыносимо скучно, если нечем заняться. Душит, это все так душит его. Кажется, что и любый человек рядом тоже душит, но это уже другое. Миура достает из холодильника апельсин и идет с ним в комнату, включая телевизор. Наверное, так и задумано, что их канала нет в списке доступных. Большое упущение, с которым, впрочем, легко смириться. Зато есть японское ТВ, а они с Наримией редко говорят на японском. Кажется, что вообще забывается, как это — слышать японский. Корки апельсина складываются на край стола, а вся комната заполняется цепким запахом цитруса. Миура режет мякоть ножом на дольки, пытаясь понять, почему не сделал это до того, как почистил апельсин. Наримия как раз проходит мимо, и его кохай оборачивается и протягивает дольку апельсина, после чего опять устраивается поудобнее на диванчике.
— Хироки-сан, — жует он, — может, поднимемся на крышу?
Сейчас он начинает загораться высказанной идеей, уже после того, как та была озвучена.
— Можем взять что-нибудь перекусить там, да и пиво у нас тоже есть, — улыбается он, — Вроде не так уж и холодно на улице, — улыбка становится шире, потому что он видит, что Наримия не против.
Остается только собрать все для небольшого пикника, захватить толстовку и закрыть за собой дверь.

Крыша --->